| Понедельник, 20.05.2024, 19:49 |
|
|
|
Приветствую Вас Гость
RSS |
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
| Наш опрос |
Ваше отношение к масонству
1. Категорически неприемлю3. Я их всех обожаю и хочу быть с нимиВсего ответов: 34
|
|
|
 Каталог статей
Российский след
В России, которая спокон веку свято верит в существование антироссийского заговора внешних сил, книга Баррюэля встретила заинтересованного читателя. Она вполне подтвердила подозрения императрицы в отношении иллюминатов. Среди европейских монархов Екатерина Вторая была одним из самых усердных гонителей иллюминизма. Она, правда, не отличала мартинистов, то есть последователей философа-мистика Луи-Клода де Сен-Мартена, от иллюминатов. И те и другие были для нее масонами и все вместе – «мартышками», как изволила она их обозвать в своих комедиях. Зверская расправа над членами московского кружка мартинистов во главе с Николаем Новиковым, явно несоразмерная их «вине» перед престолом, – одна из самых позорных страниц царствования Екатерины.
Граф Федор Ростопчин утверждал, что на московском почтамте было перехвачено послание баварских иллюминатов к Новикову. По другим источникам, новиковцы состояли в переписке с берлинскими розенкрейцерами. Екатерине докладывали, что мартинисты завлекают в свои сети наследника Павла Петровича. Первоначальное разбирательство, учиненное по приказу императрицы, никаких злоумышлений против властей предержащих не выявило – Новикову лишь пришлось отказаться от издательской деятельности. Однако вскоре дело приняло иной оборот. В марте 1792 года в Стокгольме на маскараде в королевской опере был смертельно ранен король Швеции Густав III, замышлявший поход против революционной Франции. Регентом при несовершеннолетнем наследнике, а затем и королем стал брат Густава III, глава шведских масонов герцог Зюдерманландский. Мало того. За две недели до покушения на Густава в Вене неожиданно скончался император Леопольд II – старший брат королевы Франции Марии-Антуанетты и тоже страстный противник французской революции. Распространился слух, что император отравлен и что убийства обоих монархов – дело рук якобинцев. В апреле из Европы пришло секретное донесение, что в Россию направляется якобинский тайный агент Бассевиль «с злым умыслом на здоровье Ее Величества». Ростопчин же, по своему обыкновению, без обиняков сообщал, что русские мартинисты «бросали жребий, кому зарезать императрицу Екатерину», и что «жребий пал на Лопухина». (Лопухин Иван Владимирович – литератор-мистик, член новиковского кружка.) При таких условиях трудно удержаться от арестов. Вряд ли можно счесть простым совпадением тот факт, что Екатерина распорядилась арестовать Новикова как раз тогда, когда в Петербурге и Митаве тщетно искали Бассевиля; предлогом же для ареста послужила книга, которую Новиков не писал и не издавал. Судить Новикова царица сочла неудобным, а посему, признав его виновным в тайных сношениях с врагами престола и обольщении («уловлении в свою секту») наследника, повелела заточить его в Шлиссельбургскую крепость без суда сроком на 15 лет.
При Павле уцелевшие масоны были полностью реабилитированы, получили чины, назначения и награды (в глазах екатерининских вельмож это лишь подтверждало справедливость подозрений покойницы), при Александре же искоренители вредоносных учений возобновили свои усилия. Источником всяческой скверны им представлялась, конечно же, Франция. «Наши канцелярии, – писал царю в 1807 году его близкий советник камергер Николай Новосильцов, – полны «мартинистов», «израелитов», «иллюминатов» и негодяев всех оттенков, а дома кишат французами и якобинцами всех наций». Однако вскоре был заключен Тильзитский мир; Наполеон и Александр превратились в союзников. Борцы с ересью отыгрались сразу после того, как союз распался. Их жертвой пал в марте 1812 года выдающийся государственный деятель александровского царствования Михаил Сперанский. Его обвиняли одновременно и в иллюминатстве, и в государственной измене.
Поскольку Сперанский был приближен к императору сразу после эрфуртской встречи Наполеона и Александра, его противники пришли к выводу, что именно тогда он и продался французам. Де Местр писал своему королю, что Сперанский «исполняет приказы великой секты, которая стремится уничтожить троны». Неутомимый Ростопчин в доносе императору, перечислив тайных мартинистов, указывал, что «они все более или менее преданы Сперанскому, который, не придерживаясь в душе никакой секты, а может быть, и никакой религии, пользуется их услугами для направления дел и держит их в зависимости от себя». Автор другого доноса утверждал, что на измену отечеству Сперанского толкнули «злато и бриллианты, доставленные ему через французского посла». В третьем говорилось, что в Эрфурте он «был принят в высокую степень иллюминатства» и что «Вейсгаупту повелено было Наполеоном обратить внимание на статс-секретаря Сперанского». (Таким образом, приказывал все-таки не Вейсгаупт Наполеону, а наоборот.)
Сперанский начисто отрицал все обвинения и называл россказни об интригах иллюминатов «бабьими сказками, которыми можно только пугать детей». Однако не все так просто. Сперанский действительно с ведома императора состоял в сношениях с Парижем, а именно – в переписке с советником русского посольства, будущим канцлером Карлом Нессельроде, который исполнял его поручения без ведома посла князя Куракина и канцлера графа Румянцева. Он был глубоким знатоком мистической и масонской литературы и получал наставления в этой области от московского мартиниста Ивана Лопухина. Наконец, самое главное: Сперанский затеял реформу русского масонства. Царя тревожило существование тайных лож; проект Сперанского предполагал учредить ложи, которые действовали бы под контролем правительства. Вступать в эти ложи должны были наиболее одаренные молодые священники. Для выработки нового масонского ритуала из Львова был приглашен профессор восточных языков Игнац-Аврелий Фесслер, которого многие русские масоны считали иллюминатом. Все действующие ложи получили предписание временно приостановить прием новых братьев и представить в комитет, созданный для этой цели, свои бумаги. В дальнейшем они должны были либо принять составленный Фесслером и Сперанским новый устав, близкий к первоначальному английскому, либо закрыться. Сотрудник Сперанского барон Федор Гауеншильд, вспоследствии поступивший на австрийскую дипломатическую службу и представивший Меттерниху соответствующую записку, пишет, что ему проект «слишком напоминал Вейсгаупта». В июне 1810 года ложа нового устава «Полярная Звезда» была открыта. На том все и закончилось: император охладел к идее, а затем и к Сперанскому. Дело в том, что лица, которым надлежало по должности претворять реформу в жизнь, – министр народного просвещения граф Разумовский и министр полиции Балашов – сами были масонами и ни в коей мере не желали реформироваться. Тогда и началась интрига против Сперанского, завершившаяся его внезапной отставкой. «Юным забавам» императора пришел конец.
Стоит добавить, что и для Пушкина, посвященного в масоны в 1821 году («Я был масон в Кишиневской ложе, то есть в той, за которую уничтожены в России все ложи». – Письмо В. А. Жуковскому, 20-е числа января 1926 г.), масонство прямо ассоциировалось с иллюминизмом и революцией. Вот свидетельство его близкого друга Сергея Соболевского: «...я как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому другому тайному обществу. «Это все-таки вследствие предсказания о белой голове, – отвечал мне Пушкин. – Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные тайные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта направление, подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам? Как же мне было приставать к ним? Weisskopf, Weisshaupt, – одно и то же». (Речь идет о гадалке-немке, предсказавшей Пушкину смерть от белой лошади, белой головы или белого человека – weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mensch.) О декабре 1825 года, решении вернуться в Петербург и зайце, заставившем его отказаться от идеи, Пушкин не раз рассказывал приятелям. Соболевский утверждает, что слышал этот рассказ «при посторонних лицах». Заканчивался он так: «А вот каковы бы были последствия моей поездки, – прибавлял Пушкин. – Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтоб не огласился слишком скоро мой приезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я забыл бы о Вейсгаупте, попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!»
|
| Категория: Мои статьи | Добавил: antimason (16.03.2009)
|
| Просмотров: 1297
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
